Ведьмин Кут - Елена Воздвиженская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прощай…
Иван обнял Нютку и расцеловал в обе щеки.
Нютка смотрела, как всполохи молний освещают две фигуры, сидящие на лошади, что удалялись вдаль. Вскоре тьма скрыла их из глаз, и она, в голос рыдая, побрела домой в этой непроглядной глухой темноте, но из глубины сердца поднималось тепло и радость за то, что любовь победила и в этот раз, как в сказках бабы Стаси. Так и должно быть на свете. Родные души должны быть вместе, несмотря на все преграды. Нютка обернулась, постояла с минуту, и побежала бегом домой под хлынувшим с неба проливным ливнем.
Вальпургиева ночь
Яринка, чуть отодвинув край занавески, и притаившись у окна, наблюдала за тем, как аккурат перед их хатой прилаживает молодую берёзку, только нынче срезанную в роще, красавец Демьян. Пряча счастливую улыбку и затаив дыхание глядела она на то, как Демьян, закрепив тонкое белоствольное деревце в земле, принялся украшать его разноцветными лентами да пряниками, вышитыми платочками да цветами, и сердце девушки затрепетало от счастья.
– Так и знала, так и знала я, что люба ему, – кружилось в её головке, – А значит, нынче ночью на берегу реки станет он танцевать только с нею вокруг майского дерева, изукрашенного, как та же берёзка, лентами да цветами яркими весенними.
Демьян поднял глаза, и, увидев Яринку, что замечтавшись, не успела спрятаться за занавеску, улыбнулся ей и подмигнул. Девушка вспыхнула, задёрнула скорее белоснежную ткань и прижалась спиной к простенку.
– Увидел, таки. Вот стыдоба, теперь всё поймёт. Да и чего там понимать, коли на её лице всё само написано, – от стыда щёки девушки пылали ярче полевых маков, что цветут в изобилии на Петровском лугу, – Да что теперь…
Она приложила к щекам ладошки, чтобы охладить их, и тут в окно постучали.
– Яринка, выходи, – тихонько позвали из-за приоткрытого ставня.
О, этот голос узнала бы она из сотен других. Так сладко мог говорить только он, самый красивый парень на селе, Демьянушка, глаза его чёрные, что спелая черешня, волосы волною ложатся, губы, ах какие губы… Яринка зажмурилась. Глянешь на них и мысли грешные сами в голову идут, после на исповеди у старенького глухого попа отца Стефания приходится чуть ли не на всю церковку кричать об том, ох, и стыдно. Да что поделать, коли кровь молодая кипит в венах и сердце рвётся из груди? А на дворе весна, весна какая! Сады все в молочной пене, вишни цветут да яблони, аромат их плывёт над хатами, кружит голову, на лугах разноцветье трав россыпью самоцветов раскинулось, а по ночам такие звёзды над деревнею в небе мерцают, что только о любви и думается об эту пору.
– Яринка, – полушёпотом повторили из-за окна, – Ведь я тебя видел, дома ты, выходи на крылечко.
– Сейчас, – отозвалась девушка, а щёки её запылали ещё пуще.
Как в таком виде ему показаться? Это всё равно, что сразу самой первой признаться в том, что любит его без ума, да замуж предложить выйти за него. Яринка схватила холодные миски, что стояли на полке, приложила к щекам, постояла так малость, и, убрав посуду обратно на полку, направилась на крыльцо.
Свежий ветерок обдул её личико, коснулся ласково шеи, защекотал волосами, выбившимися из чёрной косы. Демьян стоял на нижней ступени, улыбался ей.
– Ну, здравствуй, красавица!
– Ах, щёки—предатели, вновь вспыхнули ярче пламени, – Яринка опустила голову ниже, – Авось в сумерках не заметит.
– Здравствуй, Демьян, – ответила она, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.
– А я для тебя берёзку нарядил, – продолжил парень, – Видела ли?
Молча кивнула Яринка, теребя синюю ленту в косе.
– А это вот тебе я принёс, – Демьян протянул девушке ярко-красные крупные бусы, похожие на алые ягодки земляники в изумрудной траве.
Яринка подняла глаза, ахнула, не удержавшись, протянула руку, взяла бусы, погладила бережно кончиками пальцев.
– Красивые какие! – произнесла она.
– А ты всё красивее, – ответил Демьян, поднимаясь на одну ступень выше.
– Стой там! – крикнула девушка.
– Ладно, ладно, чего ты, – опешил Демьян, – Я ведь ничего… Я сказать только хотел, что нет тебя краше в нашем селе, да и на всей земле тоже. Приходи нынче ночью на берег реки. Все хлопцы и девушки там будут. Придёшь?
– Приду, – кивнула Яринка.
– А бусы мои наденешь? И сарафан свой красный, они к нему как раз.
Яринка поглядела молча на Демьяна, прикусила губу, ровно намереваясь сказать что-то, да так и не решившись, промолчала, лишь кивнула коротко в ответ.
– Ну, и славно, – обрадовался Демьян, – Да гляди, никому на танцы не обещайся!
Он спрыгнул сразу с двух ступеней высокого крыльца и махнул радостно рукой, после остановился:
– А там на берёзке прянички медовые, нарочно для тебя купил нынче на ярмарке.
– Спасибо, – ответила Яринка, – И за бусы тоже спасибо!
Она вошла в хату, но на пороге, не удержавшись, обернулась. Демьян выйдя за калитку тоже обернулся и взгляды их встретились. Яринка тут же вспыхнула вновь и быстро захлопнула дверь. Демьян рассмеялся в голос, и, сделав коленца, вприпрыжку поспешил по дороге к своему дому, чтобы как стемнеет, вновь выйти из него и отправиться на гулянку.
Нынче была Ведьмина ночь, и все ведьмы собирались нынче на Лысой горе, на шабаш, с тем чтобы петь и плясать, да хвалиться своими злыми делами, что сотворили они за этот год. В селе же в это время соберутся люди на берегу реки, где установили парни ещё днём Майское дерево, девушки изукрасили его лентами да пряниками, цветами да платками, станут молодёжь костры жечь, шуметь и плясать, чтобы и близко не подошли ведьмы к селу, ибо известно, что нынче после шабаша станут они по свету летать да людям вредить, куражиться. Бабы над дверями и окнами хаты станут кресты рисовать, да ветви еловые и рябиновые развешивать. А девки в луга пойдут, с тем, чтобы трав набрать, ведь имеют они нынче силу крепкую, всё равно как в Купальскую ночь. А ещё сегодня парни ставят берёзку наряженную возле той хаты, где милая живёт, та, что сердцу люба, чтобы таким образом узнала зазноба об их любви, а уже ночью, у костра, девицы парням ответ дадут. Ох, и трепещет сердечко в груди от ожидания – да или нет? Что скажет ему нынче Яринка? Осенью хотел он сватов в её хату засылать. Люб ли он ей? Нынче уже узнает он это, недолго осталось.
– А бусы-то приняла, – улыбнулся Демьян, – Знать, и в её сердечке есть к нему чувства.
Он подпрыгнул, схватив свисающие ветви высокой берёзы, что росла на углу улицы, у хаты бабки Вужихи, и крикнул громко:
– Эге-гей!
– Тьфу ты, нехристь окаянной! – послышалось из-за кустов, что росли в палисаде, и из калитки выкатилась круглая, как колобок теста, сама бабка, – Что ты голосишь, как оглашенной, да я чуть было не свалилась с завалинки из-за тоби!
– Прости, бабушка, не хотел я тебя испугать, – приложив руку к сердцу, поклонился Демьян, – Само так вышло. С радости.
– С радости, – проворчала бабка Вужиха, – Кака така радость нынче? Эва ночь эдака – Вальпургиева! Я вона кресты над окнами рисовала, а тут ты орёшь, так я чуть шею не свернула, лады за ветку ухватилась.
– Да ведомо мне, что Вальпургиева.
– Ну, а коли ведомо, чего шумишь?
– Дак сам Бог велел нынче, – развёл руками Демьян, – Скоро к реке пойдём петь да плясать, нечистых отпугивать!
– Чтобы их отпугивать амулет нужон, а не пляски ваши, – проворчала бабка, потом помешкав малость, полезла в карман своего передника, пошарила там, извлекла на свет Божий какой-то кривой засохший корешок, и протянула его Демьяну, –
